Люди приходят в клубы после офиса в костюме, чтобы все подумали, что у них есть деньгиX.P. Voodoo

Чем отличается Тимур Мамедов 2011 года от Тимура Мамедова, который был известен в 90-х?

Во многом кардинально отличается. Например, сейчас я себя не считаю москвичом, — это город, в котором вырос, конечно, но я чувствую в нем себя приезжим. Я дитя улиц Москвы, прекрасно понимал и знал наш менталитет, и за счет этого, наверное, ориентировался в том времени.

Когда мы делали вечеринки в 90-х, мы создавали некое царство другого измерения, людям это было нужно — у народа были постоянно какие-то проблемы, то кризис, то девальвация, то революция. Я был полностью поглощён развитием транс-движения в стране, не было никаких якорей, не было детей, была свободная жизнь, и вечеринки мы делали не ради денег, а ради развития нашего движения. Aerodance были мощной молодёжной системой, корпорацией глюка. У нас были и вечеринки, и магазины, где мы продавали психоделическую одежду, и своя программа на радио, и первый, кстати, интернет-сайт в России, посвящённый электронной музыке, и театр, и журнал. Даже был свой салон красоты и татуировок. Но за девять лет, которые я тут не был, другие люди начали заниматься тем, чем раньше занимался я, и появилась жесткая конкуренция — в 90-х же у нас была монополия. Свято место пусто не бывает, глядя на нас, другие захотели делать также, где-то началась какая-то неправильная борьба за публику, и все это привело к каким-то скучным однообразным транс-дискотекам. Их сейчас много, и глядя на это, не могу сказать, что горю желанием заниматься сейчас тем, чем занимался в прошлом веке.

У меня появились дети, появилось определенное осознание того, что мне нужно, поэтому я не то, что не чувствую себя лидером, но лидером того движения, которое возглавлял в 90-е, быть сейчас уже не готов. Но в чем большой плюс — прожив последние восемь лет в Гоа, слушая и плотно занимаясь трансом с 93-го года, я понял, что за это время у меня что-то перегорело, если честно. Для меня раньше никакая другая музыка, кроме транса, не существовала, а несколько лет назад я вдруг начал понимать, что в моем возрасте как-то все время прыгать и скакать не очень уместно. Транс, конечно, бывает разный, но мне уже нравится и другая танцевальная электроника. При этом до сих пор считаю транс-музыку самой веселой и зажигательной для любого возраста. Psychedelic Circus — так мы называем этот балаган. Несколько лет назад я открыл для себя тек и прогрессив, стал играть в этом направлении, и очень неожиданно эта музыка в моем исполнении стала пользоваться успехом. Последние десять лет я очень часто играю за рубежом, и в последнее время большим успехом пользуется именно тек, переходящий в прогрессив. То есть мое нынешнее отличие в том, что я сейчас играю разную музыку.

Сейчас нет никакого смысла становиться диджеем для кого-то, сейчас можно быть диджеем для себя — как раньше уметь играть на гитаре

Интересно было бы узнать «из первых уст», как говорится, как диджеи открывали клубы в 90-е годы. В частности, хочу спросить, как появился гремевший в свое время на всю Москву клуб «Аэроданс», к открытию которого ты имел непосредственное отношение?

Я знаю, в принципе, всю историю, кто, что и как открывал в Москве, и могу сказать, что в 90-х годах все было менее официально и не так гламурно, как сейчас. Не существовало налоговой службы, все работало, как говорится, на свой «бакшиш». После дискотек Лисовского Jump открыли клуб «Эрмитаж», после него появился «Пентхаус», после чего я объединился с Тимуром Ланским, владельцем «Пентхауса» и мы открыли «Аэроданс», потом появились «Птюч» и «Титаник», открылась «Галактика», затем появился «Лес», открылась «Плазма». По сути, других крупных клубов не существовало, были еще клубы «Остров сокровищ», Relax, «Хаос», но они были совсем маленькие. Как появился «Аэроданс» — в какой-то момент в клубе «Пентхаус» работал некий светотехник, которого позвали работать в ресторан, который был в аэровокзале. Он позвал нас и предложил сделать там дискотеку. Пришли посмотреть — помещение вроде неплохое, но это был реальный ресторан, и мы решили за это место взяться — как сейчас помню, наметили вечеринку на 12 декабря 1994 года, когда еще никто не знал, как делать вечеринки. Я сам нарисовал флаер, и на первую вечеринку набилось полторы тысячи человек. С тех пор в «Аэродансе» не было меньше тысячи человек за ночь. Мы закрывались на месяц, переделывали помещение, у нас был какой-то договор об аренде с владельцем ресторана, который просто получал свой процент — мы там делали все, что хотели. И любые рейвы, которые делали, например, первую «Орбиту» в 1994 году в «Олимпийском», всегда старались делать правильно в плане взаимоотношений с владельцами — всегда были какие-то договора об аренде, коммерческие условия.

Однажды на одну вечеринку зашел поп, и от увиденного обалдел — назвал все полной дьявольщиной. Заходят люди и начинают скакать — какие бы они на самом деле ни были, создается впечатление, что они все обдолбанные, хотя у людей свои танцы — поэтому о нас ходили разные слухи. На самом деле у нас были самые бездопинговые вечеринки — я, как пропагандист этого движения, знал, какое впечатление создается, поэтому старался как можно больше демонстрировать здоровый образ жизни. Это уже после нас пошли вечеринки с этими странными ребятами в белых перчатках, в респираторах и очках — вот это явно неспроста. К нам приходили разные люди, кто-то что-то щелкал, кто-то пил, но мы это никогда не поощряли. Причем в «Аэродансе» в пятницу был трансовый день, а в субботу — коммерческий, для всех, и по субботам собирались братки, которые иногда решали свои вопросы возле входа. При этом неважно, что происходило на улице, но как они заходили в клуб — все, мир. Один раз на входе в клуб рвался парень, который кричал охране: «Я из Петропавловска-на-Камчатском, слышал про „Аэроданс“, по этапу — пустите». Конечно, потом многие из людей изменились, и многие приезжают в Гоа, тусуются, и о них никогда не скажешь, что они были такими в 90-х.

Если желание быть диджеем у нынешних молодых людей и девушек вполне можно объяснить, то когда ты уже взрослый, семья, бизнес — зачем тебе диджеинг, который сегодня имеет уже менее престижный статус, чем в те же 90-е?

Честно говоря, не понимаю людей, которые сейчас хотят ими стать. Объясню свою позицию — для чего человек становится диджеем? Первое, если человек энергетический вампир, ему нужно подпитываться энергией от людей на танцполе — такие люди обычно играют музыку, которая только им понятна. Есть диджеи, которые как инь-янь на энергетическом уровне — для которых общение превращается в некий обмен энергетикой, например, склеить девочек — это более позитивный тип. Третий тип — просто заработать денег. Четвертый — стать популярным — как Бобина, которому его лавры просто не дают покоя — такому нужно, чтобы при его появлении все, едва увидев его, кричали «вау!». Еще есть такой тип, которому с помощью диджеинга нужно самоутвердиться, доказать, что он сможет. Иногда такие появляются чуть ли не на спор с друзьями. Если бы сейчас был молодым диджеем, я бы занимался этим, как хобби, играл для друзей, потому что чтобы сейчас добиться успеха, нужны запредельные усилия. Недавно обратил внимание на один момент — очень красивые девушки находятся в компании с какими-то «ботанами», и я понял эволюцию женско-мужского коннекта в Москве. В середине 80-х самые лучшие девушки тусовались с фарцовщиками, в 90-х они начали ходить с бандитами, а в двухтысячных самые красивые девушки стали тусоваться с диджеями — подходишь, спрашиваешь «ты кто?» — «я девушка Листа!», все сразу «о-о-о!», а сейчас спрашиваешь «ты кто?» — «я девушка Цукерберга!» — они все с компьютерными «ботанами». Поэтому лучше сейчас быть айтишником, чем диджеем. Сейчас нет никакого смысла становиться диджеем для кого-то, сейчас можно быть диджеем для себя — как раньше уметь играть на гитаре.

Дело в том, что если раньше диджей был частью субкультуры, то сейчас — уже часть шоу-бизнеса — это такой же артист, как поп-исполнители.

Для шоу-бизнеса очень важна харизма, если и становиться сейчас кем-то, то становиться музыкантом, а не диджеем. Ты можешь писать треки, ремиксы, и с их помощью становиться известным — человеком, который сделал что-то свое, играет свою музыку. Сейчас диджеи, в принципе, не обладают какими-то талантами, которые бы их выделяли среди прочих, потому что работа всех одинакова. Раньше был недоступный винил, новые треки вызывали фурор, а сейчас все треки из интернета, люди их знают чуть ли не наизусть — таинство закончилось.

На фоне происходящего сейчас с диджеингом, что тебе это занятие дает?

У меня все просто — я легенда для нашей культуры, так получилось исторически. В трансовом мире, благодаря моему стажу игры, мной занимается международное букинг-агентство, и я играю почти на всех трансовых фестивалях за границей. Помимо игры у меня в планах плотно заняться собственным музыкальным проектом, сейчас я перевожу студию в новое место. То есть эта профессия даёт мне всё, что мне нужно на материально-ментальном уровне.

Раньше развитие гоа-транса в России было колоссальным — можно сказать, что это была массовая культура. Если же посмотреть на нее за последние десять лет, вся эта культура тихо сошла «на нет».

Она стала массовой, из-за этого она перестала быть культурой, я бы так сказал.

Что, по-твоему, явилось причиной угасания интереса к ней, если еще недавно были сотни тысяч поклонников, которые выезжали на автобусах на вечеринки даже в лес?

Это произошло, потому что транс-музыка стала слишком коммерческой — одно дело, когда ты приходишь на мероприятие с какой-то концепцией, подбираются специальные люди, специальная музыка — как мы делали. А как только мы перестали этим заниматься, остались люди, которые по нашей схеме продолжали делать мероприятия, не вкладывая ни душу, ни идеи, ничего — главным стало нажить денег. Потом появляются еще какие-то промо-группы, как грибы, пытаются скопировать по той же схеме — позвонил диджеям, договорился, сделал флаер, раздал людям, при этом без каких-либо попыток расшириться вообще. И когда конкуренция разрослась, начали звать иностранцев — ага, эти позвали двух иностранцев, значит нам надо позвать трех — когда мы делали вечеринки, у нас на одного иностранца приходило полторы тысячи человек, а сейчас на шесть именитых иностранцев приходит пятьсот человек. Для всех это стало уже обыденностью, никакой оригинальности даже в названиях вечеринок нет.

Например, Ultra Music Fest собирает по пятнадцать тысяч человек, но это все какие-то дети. Огромная проблема не в том, что транса стало много, а в том, что раньше ходили на музыку, а не на имя. Да, имя может быть известным, заслуженным, но не оно было главным. А сейчас все наоборот — Москву приучили к пудре вместо начинки. Я был на закрытии Казантипа, когда играл Карл Кокс — десять тысяч человек народу — он косячил нереально, музыка, на мой взгляд, вообще ни о чем была — но все скакали в угаре — потому что это Карл Кокс.

Отличительная особенность нынешнего времени — раньше ты должен был заработать свою популярность музыкальным вкусом, а сейчас главный двигатель — реклама.

Конечно, места в DJMag можно купить, кроме первой десятки, которую они раздают. У моего знакомого было предложение за двадцать семь тысяч долларов купить семнадцатое место. Поэтому лично я принципиально в топах не участвую.

У тебя в биографии написано, что ты первый сделал ремикс на популярную песню. Ты уверен, что ты был действительно первый и для чего ты как гоа-транс диджей делал ремиксы, чтобы их играть?

В тот момент электронную музыку в России писали Arrival и Cool Front, мы были третьими. И делал я ремикс не на одну песню, а на огромное количество популярных, душевных и близких каждому россиянину композиций.

А Triplex?

Да, еще был Triplex, но они писали только свою музыку.

А «Консерваторы»?

Тоже писали свою музыку, и они начали писать позже, чем мы. Каждый хотел записывать свою музыку. В 1996 году образовался «Парасенс», и вместе с ними мы начали проект «Аэроданс», который первый раз на «Инстанции» в 1997 году выступил с треком Moscow Time«, который был смикширован с песней «Один раз в год сады цветут» Анны Герман. После этого мы выпустили огромное количество треков, в 1999 году выпустили альбом на греческом лейбле «Асиданс», каждый трек имел элемент ремикса, отрывка из какой-то известной песни.

И права, наверно, вы не очищали на эти ремиксы?

Какие тогда были права в нашей стране? Ни на что не очищали. Мы не использовали семплы из оригиналов, мы их переигрывали своими звуками. У нас был трек «Рубль упал», вот мы сейчас его хотим перезаписать снова — тогда был кризис, и рубль упал, а сейчас кризис, но рубль не упал. Там есть такие слова: «Проснулся утром рано, покурил на кухне, оделся и пошел в соседний магазин, чтобы купить еды, чтобы купить еды. Тихо! Рубль упал».

А ты сам играл ремиксы, которые вы делали?

Да, писали и сразу же на вечеринке их играли — а для чего же их делать? Не думаю, что наследники, например, Джо Дассена или Boney M услышат наши ремиксы — это же гоа-транс.

Мэйджоры, которые владеют как раз правами на произведения известных исполнителей, отслеживают переработки на них.

Мы не делали ремиксы на какого-нибудь Эминема, и в транс-музыке есть куча разных ремиксов и на Depeche Mode, и на Lady Gaga — никто ничего не говорит — это андеграунд, в котором никто копаться не будет. Я не против придти и официально договориться — я больше, чем уверен, что разрешение с удовольствием дадут, но если, например, захочу сделать ремикс на Энио Морриконе, не буду тратить время и искать, как на него выйти — я все это просто переиграю по-своему, и все.

Расскажи, в соавторстве с какими музыкантами ты писал музыку и как выходили треки — как X.P. VooDoo и такой-то музыкант или как X.P. VooDoo?

Всегда предпочитаю писать музыку с кем-то, потому что когда я один в студии и прослушиваю трек, особенно лупы в течение долгого времени, я начинаю нервно суетиться и тупить — для меня это какая-то грань сумасшествия, когда сидишь и слушаешь эти лупы по сто раз. И я не так активно слежу за апдейтами разных программ, в силу разных причин, а это нужно делать. У меня есть товарищи, которые за этим постоянно следят — какие новые программы выходят, какие возможности появляются. По всему миру много друзей-музыкантов, которые с удовольствием проводят со мной время в студии, чтобы что-то записать. Если сижу в студии один, я могу неделю делать трек, а потом, например, в какой-то день придти в плохом настроении, послушать и стереть к чертовой матери. Поэтому большинство моих треков — это я с кем-то. Названия у нас всегда разные — это может быть X.P. VooDoo и диджей такой-то, или какой-нибудь проект прямо после записи трека выдумываем. Но я создаю не только транс, у меня есть проекты в чиллаут-направлении с живыми инструментами. Недавно я записал несколько композиций с одним из известных суфийских музыкантов Бараджи. Есть несколько треков в стиле тек. В апреле еду в Америку, Chemical Brothers пригласили к ним в студию, хотят, чтобы я им ремикс написал на один их трек.

Я к чему задала этот вопрос — еще с 90-х годов, когда диджеи почувствовали необходимость создавать свою музыку, у нас появился опыт сотрудничества диджеев и музыкантов. Если в западном опыте распространена ситуация, когда диджей приходит к музыканту, платит ему за работу, и покупает написанный ему трек с потрохами, популяризируя его под своим именем, то в нашей стране, в основном, подкатывают к музыкантам с предложением «давай запишем совместный трек», который в итоге работает только на популярность диджеев, оставляя музыкантов в тени.

Есть еще третий вариант — когда диджей умеет сам писать музыку, но это редкость. Что касается меня, то я не сижу в студии рядом с музыкантом и не говорю «вот тут нотку повыше, а вот этот звук давай поменяем», я работаю в программах сам. Почему предпочитаю работать не один — просто потому что человек, работающий в студии постоянно, все операции делает в пять раз быстрее, чем я. Европейский способ покупки чужой работы, пусть даже сделанной под диджея, я вообще не признаю — это чистой воды шоу-бизнес. Если музыкант в хороших отношениях с диджеем и их видение музыки совпадает, это можно считать совместным творчеством, даже если диджей не знает всех технических нюансов создания музыки. Конечно, хорошо уметь все делать самому, я в свое время научился, и считаю это большим плюсом для себя, потому что сейчас могу делать в студии все, что угодно.

Почему почти десять лет назад ты решил уехать из России? У тебя в тот момент вроде была большая востребованность.

Одна из причин — это большое желание жить в Гоа, и уверенность в том, что смогу не приезжать и уезжать, а жить там. Были, конечно, проблемы, и последние визовые ужесточения со стороны властей, но все это разрешилось. Там у меня родились дети, появился дом. Вторая причина в том, что в какой-то момент у меня произошло отторжение, я начал смотреть, что происходит в России и подумал, что если сюда вернусь, то ничего хорошего для меня в этом не будет. На вечеринках начались тогда просто повальные «маски-шоу», всех клали лицом в пол, какие-то войны между клубами начались — мне это все перестало нравиться. Я живу в Гоа в довольно спокойном месте, у меня две собаки — ротвейлер и лабрадор. Выхожу гулять с собаками вечерком в семейным трусах, в шлепанцах, иду медленно по тихой тёплой улице у себя в деревне. Со мной здороваются все местные — я чувствую себя дома. Вечеринки каждые три дня, океан, все на позитиве — все отлично. Я в Гоа уже девять лет делаю русское Рождество, это самая модная вечеринка в году, там собирается по полторы тысячи русских — люди на русское Рождество специально прилетают в Гоа. А в Москве себя дома как-то не чувствую.

А ты сразу окунулся в ночную жизнь, как переехал туда, или сначала было что-то другое?

До переезда ездил туда пять лет, поэтому в Гоа и переехал, настолько окунулся в жизнь там, что вытащить меня уже было невозможно. С 1996 года начал играть в Гоа, с 1998 года мы стали делать там вечеринки, и с 2000 года все крупные вечеринки Гоа делал уже я. Последние два года мне принадлежит клуб West End.

Есть какие-то кардинальные отличия в клубной жизни, которые ты видел в Москве до отъезда, которые увидел в Гоа после переезда, и видишь сейчас здесь, вернувшись обратно?

Не могу быть объективным в оценке этого вопроса, в том числе потому что много езжу играть за границу, в разные страны. Диджеев, например, в Лондоне намного больше, чем в Москве — но это другая часть Европы, а у нас нет клубной культуры в принципе. У нас есть несколько закрытых клубов в Москве, которые аккумулируют в себе определенные тусовки, в которые новым людям попасть практически невозможно. Раньше каждый клуб имел свои отличия, был особенным, там была разная публика, которую объединяло то, зачем они приходили в клуб. А сейчас люди приходят в клубы после офиса в костюме — чтобы все подумали, что у них есть деньги.

Вот есть праздник Halloween, раньше каждый клуб и рейв всегда был, как Halloween, люди специально одевались, а сейчас в Москве этого нет. У нас много дискотек, люди приходят на имена — сейчас привези кого-нибудь из известных наших диджеев куда-нибудь в Караганду — на него придут, даже если музыка у него будет ни о чем. А привези не такого известного, который с отличной музыкой может просто порвать эту Караганду, на него посмотреть придет шесть человек — музыка сейчас стала никому не нужна вообще. Это не культура — культура, когда люди ходят на экшн, на шоу, на какое-то событие, не потому, что там будут все, а потому, что там можно оторваться под нормальную музыку. Концентрация людей в клубах, которые расположены в одном месте, что сейчас распространено в Москве в «Арме» или на «Красном Октябре», тоже влияет — для клубов, конечно, хорошо, когда люди ходят туда-сюда, но для атмосферы в них это плохо.

Но с другой стороны, есть West End в Лондоне — все клубы сосредоточены в одном районе, как-то же они сосуществуют и концентрируют публику?

Да, но это Лондон. Там есть такие люди, которые по десять лет тусуются в одном клубе, там клубы не открываются и не закрываются через два-три года, как у нас. Яркое альтернативное движение в свое время продвинула московская гей-тусовка, эти люди могли тусоваться в любых клубах, и они всегда выделялись из толпы. То есть пропало ожидание вечеринок, настроение праздника, сказка ушла. И Гоа в 90-х годах тоже это все было, но потом и там это немного ушло, буйства красок, оригинальных персонажей каких-то уже нет, больше просто дискотеки. Вот взять, например, хип-хоп культуру — у них все очень грамотно позиционируется — свои законодатели, своя мода, свой телеканал, свое радио, свои тусовки — увидишь на улице какого-то человека, и сразу можешь сказать, что он приверженец хип-хоп культуры. В 90-х годах было такое понятие — рейвер, своих ты всегда мог почувствовать, можно было подойти и спросить, где сегодня тусовка. А сейчас не определишь, чем человек живет, что он слушает, где тусуется, все какие-то одинаковые.

У тебя, как у опытного промоутера, есть правила, которым ты следуешь и которым рекомендовал бы следовать молодым промоутерам?

Первое правило — это понимание менталитета своей публики, в маркетинге это называется маркетинговое исследование целевой аудитории. Второе правило — это взгляд на свои мероприятия глазами потребителя, не просто взять звук, придумать название «Жопа с ручкой», позвать диджея, написать, что он «играл со всеми в мире» — это несерьезно. Нужно четко представлять своего среднестатистического потребителя, — на каких сайтах он сидит, мимо чего проезжает по дороге на учебу, с кем общается. Потому что для промоутера это может быть офигительная вечеринка, а какому-нибудь Пете она вообще не нужна, Петю нужно чем-то заинтересовать — например, с девушкой скидка на вход двадцать процентов, он приходит — на входе вежливая охрана, заходит в клуб — а там кристально чистый звук, идет в бар — а там виски сто пятьдесят рублей. Все, в следующий раз он придет на эту вечеринки снова, и своим друзьям расскажет, что есть такие. И третье правило — делать вечеринки не ради денег.

И традиционный вопрос к тебе, как к пользователю PROMODJ — твои мысли о портале?

Как человек более-менее ориентирующийся на российском рынке диджеев, я считаю портал не особо объективным в плане представленных диджеев. Портал хорош с коммерческой точки зрения, у него позитивные владельцы, демократичный подход к любому новому пользователю, который хочет получить свою минуту славы. Функционально PROMODJ очень удобен, в принципе, отпадает необходимость иметь персональный сайт. Для меня не принципиален топ портала и места, на которых там диджеи — если я диджея слышал и мне он не нравится как диджей, мне все равно, как высоко он находится в рейтинге, а если он где-то внизу топа, но он мне нравится, то я свое мнение о нем не изменю. Но в отличие от меня, профессионально ориентирующегося, для простого потребителя, который получает информацию о диджеях, смотря в топ или еще куда-то, портал не дает объективной оценки ситуации с диджеями. Я, например, принципиально прошу всегда не ставить меня ни в какие голосования вообще, потому что мне это просто не нравится. У меня была возможность попасть в топ «DJMag» в 2008 году, но зачем мне какое-то 98 место? Портал мотивирует пользователей что-то делать, чтобы выделиться на фоне остальных, это хорошо. Желаю успехов и счастья всем читателям и посетителям PROMODJ. Помните — music is a language of the future, общайтесь на этом языке — языке гармонии и любви, и у вас всё будет хорошо.