Это был душный летний вечер середины августа 1969-го. В сельской местности недалеко от маленького городка Бетел, штат Нью-Йорк, только что стартовал музыкальный фестиваль Вудсток.

Что это было, самый масштабный фестиваль в истории Америки? Безусловно. Но еще раз: полмиллиона человек. Внештатный обозреватель журнала Rolling Stone Эрик Митчелл решил провести собственное расследование — он обзвонил всех известных ему промоутеров и вывел пусть и приблизительную, но очень любопытную статистику, подсчитав количество зрителей на концертах каждого из артистов, заявленных в лайнапе Вудстока. Сложив полученные цифры, он явил читателям забавный результат: всего-то 134 000 человек. Именно таким должен был стать Вудсток в самых завышенных, идеальных прогнозах его организаторов. Но фестиваль посетило в три с половиной раза больше людей.

Для критиков, обозревателей и репортеров стало очевидно: эта история больше не про музыку. Все куда масштабнее: Вудсток — первый социальный феномен, родившийся в недрах музыкального фестиваля. Вудсток как зеркало общества. В бескрайнем поле около Бетеля запустилась цепная реакция: пением, танцем, творчеством люди бросили вызов системе. Они ярко и вдохновенно прощались с иллюзией о вечной гармонии и мире на Земле. К 1969 году подрастало целое поколение ребят, которые с детства постоянно слышали о войне во Вьетнаме, они больше не хотели мириться с подобным и решили предложить собственную, пусть и достаточно наивную повестку дня.

Вудсток послужил мощным толчком для широкой социальной дискуссии, впервые сделав молодежь субъектом политической жизни страны. Фестиваль развязал целый клубок проблем и стремлений, послужил катализатором множества масштабных процессов. Уже через год Америку взорвала волна новой музыки: фанк, диско, соул. Секс перестал быть запретной темой и вошел в моду. Вчера еще подпольная, порноиндустрия стала бизнесом на сотни миллионов долларов. Правительство Ричарда Никсона тем временем инициировало начало вывода войск из Вьетнама — изнурительная война для США длилась 10 лет.

В 1970-м шведский психоаналитик Эрик Эриксон удостоился Пулитцеровской премии и вошел в число самых обсуждаемых мыслителей своего времени. Одним из первых он всерьез увлекся изучением молодежных субкультур, вдохновленный феноменом Вудстока. В одной из статей Эриксон сформулировал важное для того времени наблюдение: в условиях социальной нестабильности неизбежно происходит обострение социальной потребности, как в индивидуализации, так и в конгломерации — объединении в группы. Шведского ученого дополнили философы. К месту пришлась теория Гегеля о «духе времени» (Zeitgeist), интеллектуальной моде, сквозь которую можно рассмотреть и понять признаки эпохи: стиль мышления, эстетические нормы, доминирующие взгляды.

Ведь немногие знают реальную статистику. На Вудсток не смогло попасть еще около 1,5 миллионов человек. Многих отсеивали полицейские, хаотично устанавливая на трассах временные блокпосты. Это была единственная защитная мера, которую они успели придумать через сутки после начала фестиваля. Охватившее два миллиона человек музыкальное действо застало врасплох и всерьез испугало власть.

Увы, но все это не помогало, когда в силу вступал его величество случай и снежный ком катился с горы сам собой. Хип-хоп стал массовой культурой в один день (а точнее — ночь). Блэкаут, Нью-Йорк, 1977-й: за сутки без электричества разграбили более полутора тысяч магазинов, в том числе музыкальных. Один из пионеров жанра, диджей Кул Херк, хорошо помнит то время: «Это было словно Рождество для чернокожих. На следующий день в городе появилась тысяча новых диджеев». Или эпоха тэтчеризма в Британии. Жесткое управление «железной леди» спровоцировало расцвет панк-рока в Королевстве, и бум политизированного рока в Америке. Про Мэгги в 80-х и даже 90-х пели все: от брутальных The Exploited и революционно настроенных Rage Against The Machine до растафарианцев UB40 и рэперов Public Enemy. В 1987 году спецслужбы составили список из сорока с лишним артистов, критикующих Маргарет Тэтчер в своих песнях: если сразу нескольких имен из этого списка присутствовали в лайнапе фестиваля, организатор получал уведомление об отмене.

А потом пришло поколение Y или, как их еще принято называть, миллениалы. Первая за век с небольшим генерация молодых людей, которые предпочли домашние посиделки и социальные сети стремлению ломать, крушить, экспериментировать с рамками дозволенного. Миллениалы выбрали собственное будущее. Они не захотели принимать наркотики, бунтовать, вступать в конфликт со старшим поколением и абстрактной Системой в целом. Им просто нравится удивляться.

Их личный Вудсток — это фестиваль Tomorrowland, который не случайно эксплуатирует психоделическую эстетику, маскируя ее под поражающий воображение фэнтэзийно-сказочный антураж. Достаточно посмотреть на одухотворенное солнце в центре главной сцены, а потом, например, на обложки психоделик-транс проекта Shpongle, вдохновленного ведической культурой, а затем и на обложки альбомов психоделического рока конца 60-х, авторы которых почитали Индию за источник нового и уникального знания.

Теперь так: наука и только потом уже музыка. Прежде всего, это касается фестивалей с электронной музыкой, но не только. Зарубежная пресса все чаще прибегает к термину music & tech festivals, а самые прогрессивные издания уже формируют собственные рейтинги подобных мероприятий.

Крупный студенческий блог Kadenze, освещающий новинки и тренды в сфере креативных индустрий, собрал список из 22 фестивалей музыки и технологий с подробным описанием каждого: огромный SXSW в Техасе, хорошо всем известный Coachella (который теперь просят именовать Coachella Valley Music & Arts Festival), Mutek в Канаде, крайне любопытный Panorama в Нью-Йорке, Electric Zoo, Moogfest, Sónar, Unsound, Dekmantel, Dimensions, Flow, South West Four — далеко не полный список.

Так, на Sónar De Dia — дневную образовательную программу, где выступят с докладами та же Бйорк, Брайан Ино и Дэвид Лэнг — аккредитовано в три раза больше прессы, чем на Sónar De Noche c концертами и вечеринками. Хорошо понимают это и специалисты по работе со спонсорами, львиная доля нишевых партнерских запросов к music & tech-ивентам приходится именно на дневные научные, образовательные, выставочные панели. Это востребовано, это великолепно для имиджа любой компании, это свежо, это перспективно.

Хочешь уйти от реальности, развлечься, ни о чем не думать и ничего не менять? Пожалуйста! Фестивали вроде Tomorrowland или Ultra закормят таким количеством суррогата, что хватит на год: чертово колесо сверкающих, мигающих, терроризирующих внимание проекций, декораций, эффектов, приложений и мелких приятностей, делающих нашу жизнь быстрее, комфортнее, проще, веселее.

Тем временем, Mutek, Dekmantel, Moogfest или Bluedot смотрят на роль технологий в фестивальном движении иначе. В их умелом использовании они видят новую форму протеста. Директор направления «наука и культура» британского фестиваля Bluedot Теса Андерсон формулирует суть явления очень четко: «Это действительно похоже на новый zeitgeist. Для молодого поколения увлечение наукой — естественная адаптивная мера к эпохе пост-правды. Все мы живем в мире бесконечных манипуляций информацией». Таким образом, орудием протеста со стороны молодого поколения становится знание — умение анализировать, видеть разницу, понимать сложные причинно-следственные связи, а не просто потреблять ту информацию, которая ближе и доступнее.

Ставки повышаются. Режимы становятся сложнее, влиятельнее, у них множество уровней контроля. Это больше не блокпосты с мешками, которые ставили полицейские перед машинами, ехавшими на Вудсток. Это секретные системы слежения, базы данных, нейролингвистическое программирование и тонкая работа сотен пиар-технологов — сложно устроенная экосистема, которая вовлекает человека в процесс политической или социальной дискуссии, формирует его мнение, позицию и оперирует им как сторонником собственных прагматичных идей и планов.

Противостоять этому под силу не каждому. Без собственных лидеров, наставников, проводников неокрепшая умом молодежь легко попадает на удочку манипуляторов всех сортов: от тех, что держат всех в страхе перед ГМО до тех, кто разжигает ненависть и агрессию на улицах. Современные пассионарии, словно хакеры из киберпанк-хита Призрак в доспехах, прячут лица под черными капюшонами и являются нам лишь во тьме. Это не рок-пророки с голым торсом и стойкой микрофона — всё сложнее и тоньше. Современное искусство, видеоинсталляции... Их создатели, как условный Сильверман из SFX, хорошо понимают, что миллениалов нужно удивлять.

Другое дело, что в порцию удивления они подмешивают пилюлю из важных смыслов и предостережений: мир полон фальши, миром правят бренды, быть частью общества потребления — путь в никуда. Этими сентенциями сквозит большинство творческих концептов у артистов современной некоммерческой электронной сцены. Эффект понимания они усиливают за счет сложных визуальных решений, сделанных настолько круто, что, глядя на них, каждый второй восклицает: «Я тоже так хочу!»

Как этому научиться? Узнаешь уже завтра на дневной программе. И там, словно на пиратском рынке, изобретения на любой вкус: рядом с семинарами по криминалистике и уроками по домашнему разведению слизней сидят живые спектрограммы, которые позволяют вам видеть собственный голос, и детекторы лжи, построенные на модульном синтезе звука. Кстати, это реальный перечень одного из тентов на фестивале Deer Shed в Северном Йоркшире.

В пользу подобных проектов высказывается Пол Рид, генеральный менеджер Ассоциации независимых фестивалей: «Любой, у кого есть деньги, может сегодня сделать танцевальный фестиваль. Схема проста и всем понятна. Мы видим, как в эту индустрию приходят бизнесмены, ничего не смыслящие в музыке, и добиваются успеха. Таким образом они выталкивают всех, кто находится в авангарде, из привычной зоны комфорта. Мы это понимаем и движемся в сторону альтернативных, экспериментальных фестивалей, где посетителям помогают формировать критическое, нестандартное мышление. Каким образом? Эту задачу каждый решает по-своему».

У фестивального гик-движения появляются мощные идеологи: Дэймон Албарн из Gorillaz запускает собственный фестиваль музыки и анимации в тесном сотрудничестве с пока неназванными «приятелями из Кремниевой долины»; гитарист группы Queen Брайан Мэй, стряхнув пыль с диплома астрофизика, запускает в Норвегии Starmus, цель которого звучит так: расширение наших знаний о Вселенной через науку и искусство. Идею культового музыканта живо поддерживают мастодонты из мира музыки: Ханс Циммер, Сара Брайтман, Рик Уэйкман, Стив Вай и Брайан Ино. Последний, к слову, провел на Starmus круглый стул с «покорителем» Луны Баззом Олдрином и Стивеном Хокингом. Прародитель эмбиента и один из пионеров электронной музыки построил вокруг беседы с Хокингом свой новый доклад Lightforms/Waveforms, тот самый, с которым он выступит на дневной программе Sónar уже в июне.

Тем временем звезды мировой техно-сцены активно обсуждают поступившее многим предложение от загадочного проекта с рабочим названием [spacejam]. Их приглашают выступить на открытой площадке в Миннесоте во время суточного марафона по кодингу. По задумке организаторов, никто не будет танцевать под их сеты, все просто сидят за ноутбуками и работают.